Угасающее солнце: Шон`Джир - Черри Кэролайн Дженис (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений txt) 📗
«За мной тоже», — отвечал Дункан, сдерживая готовое сорваться с языка проклятие: мри не отличались особым терпением; они бы убили или готовы были умереть по малейшему поводу; и он еще успеет урезонить Ньюна, который сейчас заметно поутих из-за своей слабости; к тому же мри приходилось нелегко из-за неопределенности собственного положения.
Дусы фактически не нуждались в уходе; и когда Дункан через некоторое время пришел к ним и позаботился об их потребностях, звери наградили его импульсом удовольствия, и ему стало стыдно за то, что он, рассердившись, оттолкнул их — и Дункан поспешил уйти, не в силах долго выдерживать это.
Но Ньюну и этого было мало; он задавал Дункану вопросы и требовал, чтобы тот понимал язык мри, из которого Дункан знал лишь несколько слов, да и то пополам с жестами. Мри свободно владел языком землян, но иногда Ньюн делал вид, что ничего не понимает, пока Дункан не использовал наконец выражение мри. «Умираю от голода», хотелось сказать Дункану, но он промолчал, поскольку сейчас было не время для ссор, и дусы, кружившие рядом, почувствовав его состояние, забеспокоились. В конце концов Ньюн добился своего.
Во всем этом был свой смысл, — думал Дункан позже, лежа в своей постели, в то время как мри предпочел пол. Ньюн сражался за то, чтобы идти своим путем, чтобы сохранить свой язык, который уже почти канул в вечность. Это битва была тихой, и велась она с Дунканом, который более всего помогал мри, а теперь более всего угрожал им. Это было нечто, с чем не могли справиться ни оружие, ни сноровка — такое же, как жизнь и смерть. Вот почему они сейчас находились здесь, вот почему они не смогли бы жить среди людей, вот почему он спорил со Ставросом, требуя освободить их. Для них не существовало компромисса. Они не могли выносить чужого. Человек мог; человек умел адаптироваться, гибкий, словно джо, что сливался с песком или камнем, и ждал. Размышляя над этим, Дункан смотрел на спящего мри, который лежал, положив голову на дуса, не закрытый вуалью, чего он никогда бы не сделал рядом с врагом.
Человек, как и джо, мог изменяться снова и снова; мри же умирал: и, значит, у Ньюна неизбежно должен был существовать свой путь.
Утром Дункан приступил к своим обязанностям, изо всех сил сдерживая себя, чтобы не возражать Ньюну, и зашел так далеко, что спросил, что сделать еще.
Ньюн окинул взглядом янтарных глаз отсек; рука, увенчанная вытянутым пальцем, сделала широкий жест.
— «И'нэй, — сказал он, — ай. — Убери все это». — Дункан проследил его взгляд, тяжело вздохнул и принялся за работу.
За минувшие дни корабль остыл, воздух постепенно стал сухим и холодным, как на Кесрит. Дункан радовался, что носит теплую мантию мри, которую надевал мехом наружу. Теперь он знал, как обращаться с вуалью и как ее следует носить; он научился словам и этикету, и мимике, и расстался со своими привычками.
Временами, несмотря на все усилия, у Ньюна опускались руки, и он, отворачиваясь, закрывал лицо вуалью, когда дело грозило зайти в тупик. Тогда на некоторое время воцарялось молчание, но затем вновь приходили слова. Ньюн перечислил то, что следовало убрать: обстановка и всевозможное оборудование. Дункан не возражал, расставаясь с немногими оставшимися вещами — здесь они казались чем-то ненужным, ведь впереди ждали еще немало страданий; а что касается опасности потерять корабль… те кто посылал его сюда, заслуживали большего. Он делал все это, вначале возмущаясь подобными просьбами Ньюна, а после — находя в этом мрачное удовольствие. Он очистил отсеки, до которых мог добраться, от любой обстановки, разобрав ее и свалив в грузовой отсек части, в которых содержались полезные металлы, а остальное выбросил в утилизатор. Следом пришла очередь оборудования, которое мри посчитал лишним — в том числе медицинского — и все товары в грузовом отсеке, без которых можно было обойтись.
Это было безумием. Дункан, забыв обо всем, принялся искать, что бы еще выбросить, наслаждаясь разрушением, превращая корабль в пустую скорлупу, где ничто не смогло бы напомнить ему о Ставросе, или человечестве, или еще о чем-нибудь, что он оставил, чтобы оказаться здесь. Потеря всего притупляла чувство утраты.
От лабораторий теперь мало что осталось — их начали демонтировать еще на станции, посчитав ненужными для предстоящей миссии, а то, что ему тогда удалось спасти, уничтожил Ньюн. Дункан вычистил все, вплоть до кронштейнов, на которых держалось оборудование, оттер с помощью химикатов полы и стены — словом, сделал все так, как требовалось, поскольку этот самый большой на корабле отсек Ньюн отвел для них.
Теперь Дункан спал на подстилке не толще укрывающего его одеяла и, просыпаясь от холода, начинал снова кашлять в ледяном воздухе. Он все чаще стал задумываться о своем здоровье, с тоской вспоминая лекарства от разных болезней, которые Ньюн уничтожил.
Но Ньюн смотрел на него с неким участием, и не напоминал о его обязанностях, и в тот день сам готовил пищу и заботился о дусах. Сам Ньюн свободно переносил холод и разряженный воздух — его походка сделалась ровной и твердой, мри перестал быстро уставать.
— Отдыхай, — попросил его Ньюн, когда Дункан пытался вернуться к своим обязанностям; Дункан пожал плечами и заявил, что машины не будут работать без него, и это действительно было так; но сейчас его приводила в ужас сама мысль о безделье, бесконечном сидении в раковине, в которую теперь превратилась лаборатория, да и остальной корабль, без книг — Ньюн выбросил все пленки для чтения и музыкальные записи в его каюте — без чего бы то ни было, чем можно было бы занять руки или разум.
И, вынужденный подчиниться, он вернулся в лабораторию, эту безликую белую комнату, и устроился в углу, где, по крайней мере, их с Ньюном убогие ложа и встречающиеся стены давали ему какое-то ощущение определенности. Отодвинув свою подстилку, рисовал на полу цепочки фигур, делал сложные навигационные расчеты, чтобы хоть чем-то заполнить время… смотрел на застывший звездный экран — все, что осталось от лаборатории. Единственными звуками были шепот воздуха в трубах и ровный звук машин внутри корабля.
И больше ничего.
Ничего.
Ньюн в тот день отсутствовал долго — наверное, размышлял Дункан, мри был с Мелеин, в той части корабля, куда сам он входить не мог; даже дусы, ни на шаг не отходившие от Ньюна, ушли с ним. От нечего делать Дункан нашел кусок металла и сделал рисунок на полу возле своего ложа, и потом, с каким-то мрачным юмором, отметил прошедшие по корабельному времени дни, с ужасом думая, что когда-нибудь настанет время, когда он потеряет счет всему.
Девять дней, целых девять дней. Хотя даже в этом он был не слишком уверен.
Он начал новую цепочку фигур, стараясь не думать о пробелах, появившихся в его памяти, ища забвения.
Дункан подумал, что он, в отличие от джо, не умеет маскироваться; но даже джо, оказавшись в стерильной клетушке, где ему негде было спрятаться, не находил себе места. Он чернел, как то жалкое создание, которое он видел в лаборатории Боаз, меняя цвета, пока не принимал совершенно противоположный — чистое самоубийство — но, может быть, джо действительно хотел умереть.
Дункан заставил себя не думать об этом, но образ черного крылатого создания в серебряной клетке возвращался вновь и вновь — ведь он сам тоже сидел в углу белой и пустой комнаты.
Девять дней.
На десятый, в полдень, Ньюн вернулся раньше обычного, отвел дусов в дальний угол комнаты, снял вуаль, уселся, скрестив ноги, на полу и, немного отодвинувшись от Дункана, посмотрел ему в лицо.
— Ты слишком много сидишь, — сказал Ньюн.
— Я отдыхаю, — с легкой горечью ответил Дункан.
Ньюн показал два металлических тонких стержня, не превышавших в длину кисти руки.
— Ты должен научиться игре, — сказал Ньюн. Не: «Я хочу научить тебя»; — и не: — «Ты не хотел бы попробовать?"
Дункан нахмурился, думая, как ему следует себя повести. Но обычно мрачный, мри сейчас предлагал ему развлечение. Дункан заинтересовался: возможно, их отношения вновь станут дружескими и ему удастся поговорить с кел'еном, как тогда, в пустыне.
